Аналогии между Пунинской Россией и Третьим Рейхом стали общим местом. Особенно ясно сходство выражается пока во внутренней политике. Хуже всего, что Путину, кажется, больше нечего терять, поэтому в его действиях больше нет сдерживающих моментов. Он стал классическим диктатором, и даже больше. Такой, пожалуй, на последок, может и на кнопочку нажать!

Привожу фрагменты из интервью Глеба Павловского: «Людям стало хотеться какой-то дикой встряски» @Colta

В этом интервью меня интересует далеко не всё. К примеру, фразы о том что настоящий источник кризиса не в Кремле, а кто-то сохраняет человеческое лицо в этом маскараде - всё это кажется нелепостью. Но главное Павловский пишет верно, ему не откажешь в историческом чутьё. И цинизма ему не занимать, ведь совсем недавно он был среди тех кто обеспечивал постмодернистскую "идеологическую поддержку". Привожу только то с чем согласен. Особенно важными мне кажутся наблюдения о кризисе "русского" цивилизационного проекта, и о кризисе культурной идентичности нации, как подлинной причине наблюдаемой в России катастрофы. В самом деле, всё это было бы невозможно, если бы не трагическое исчезновение вменяемых элит в России. Вменяемые личности, с моей точки зрения, это носители ценностей европейского проекта, либерализма, демократии. Их усердно вытравливали как минимум 15 лет. И другой важнейший момент у Павловского - слова о близости к военной катастрофе, понимание того что в какой-то момент ситуация становится неуправляемой, начинает развиваться в рамках внутренней логики. Таковы войны и революции. Может так оказаться, что избежать войны просто не удастся, при том что всем ясно что за война это будет, и нет безумцев которые её хотели бы развязать, разьве что приверженцы "идеологии тотальной ненависти" (=Панфобия). Думаю, никто не знает наверняка где находится та точка невозврата, после которой скатывание событий к большой войне становится неизбежным; кажется, однако, что к этой точке подошли непозволительно близко. И я не считаю что виновники всего этого просто винтики механизма, наоборот, речь о том что личные решения конкретных людей сыграли ключевую роль. Поэтому Нюрнберг обязательно будет.

Фрагменты из интервью Павловского на http://www.colta.ru/articles/society/2566

[...]

Ключевое заблуждение, из которого мы исходим, обсуждая, «что будет с Россией», — будто все уже состоялось и мы по ту сторону пика событий. Но это не так. Мы в другой реальности, где перейдены рубежи и совершены уже необратимые шаги, но кризис не разрядился. Он нарастает, а внутри него продолжает развиваться украинский революционный процесс.

[...]

Несомненно, прежний путинский порядок в стране подорван, возвращения к нему нет. Нас всех ждет изменение внутреннего строя. Я думаю, он станет более антиэлитным и будут наноситься удары по так называемым элитам как антипатриотическим — точнее, тем, которые будут назначены таковыми. А слабоумные или подлые «интеллектуалы» будут аплодировать посадкам, как обычно.

[...]

Внутри же России идут два плохих процесса. Один — полная деградация легальных механизмов принятия государственных решений. Раньше справедливо утверждалось, что Путина поддерживает большинство избирателей. Сегодня о путинском большинстве уже речи нет, есть «подавляющее», оно же «абсолютное» — то есть не электоральное и не подсчитываемое.

[...]

Второй процесс для меня еще важнее — деградация публичной сферы, медиа и поля дискуссии. Наша публичная сфера представляет собой гигантскую выгребную яму. Здесь ничего нельзя обсуждать компетентно. Можно еще занимать личную позицию, для чего уже нужен героизм. Но для интеллектуала занимать личную позицию — вообще не профессия. Надо разрабатывать решения, а их негде обсуждать, некому слышать.

[...]

Крым дал многозначительный прецедент. Идет вал обращений жителей Украины «заберите нас в Россию». Путин, видимо, понимает, что если войска России окажутся на востоке Украины, этот кризис выйдет на новый уровень, — но легко ли ему теперь сказать «стоп»? Истерия внутри страны раздута им же до уровня, когда разумное поведение может выставить его слабаком. Я верю в остатки его здравомыслия, но и он явно в таком драйве, что может по инерции снова соскользнуть на Украину. Тогда беда.

[...]

Система вступила в антропологическую вражду с природой человека, и в ней идет негативная селекция, как было в позднем СССР. Сперва мы боялись реальных угроз. Потом стали видеть угрозы повсюду, а далее — подделывать человеческие проявления, так безопаснее. Поглядите: самые человеческие лица, которые мы видели во время этого триумфа в Кремле, были у людей из Крыма, а никак не у членов Совета Федерации. На государственных мужей просто невыносимо глядеть, это какие-то мертвенные отечные маски.

[...]

— То есть, по-вашему, готового плана новой политической архитектуры у России нет?
— Нет. Видимо, есть импровизированные соображения на этот счет. Но импровизаций недостаточно, ведь речь идет о пересмотре всего послевоенного мирового порядка. 1991 год оказался просто промежуточной фазой многоактного обвала. Сейчас прошла вторая. Опасность всех крупных войн как раз в том, что вплоть до начала все говорят: ну бросьте! Это невозможно, а если и будет, то так нескоро, что еще будет время подумать. Вспоминая 1914 год — после выстрела в Сараево (убийство австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда. — Ред.) до начала Первой мировой войны прошел месяц, когда все были уверены, что все так или иначе утрясется. Повод-то был ничтожен, мировой войны никто не ждал. В том и опасность: мы всегда считаем, что опасность где-то так далеко, что ее не стоит обдумывать. Огонь надо гасить, пока он невелик.

[...]

— Как вы оцениваете начавшиеся сейчас поиски «пятой колонны» и «национал-предателей»? Это пропагандистская попытка поддержать русскую политику в Крыму или стоит бояться будущих арестов, цензуры и «железного занавеса»?
— Мы живем в системе, где этого стоит опасаться всегда. Система не злонамеренна, но она не признает никаких границ: ни границ личной независимости, ни рамок собственности, ни частной жизни. В этом ее отличие от советской системы, где были жестко охраняемые доктринальные границы. После Сталина, во всяком случае, — вы точно знали, чего не может быть. А здесь не так. Если будет решено (хотя я считаю это абсолютно невероятным), что надо закрыть границы и ввести выездные визы, вы узнаете об этом только в момент, когда это произойдет. С другой стороны, у нас почти нет внутренней экономики, она вся «снаружи» России.
Так что не надо каждый месяц ждать 37-го года. Когда он наступит — вам сообщат.

[...]

— Это все очень укладывается в тенденцию: независимые СМИ закрываются, Киселев говорит про пыль…
— Да, но все это, возможно, вследствие аннигиляции репутаций в общественной сфере. Понятия «репутация» в России временно не существует, публичные репутации уничтожены. В этой ситуации можно не оглядываться на этот пережиток. Я полагаю, у нас обрушилось что-то большее, чем постсоветский фьюжн культуры, общества и власти. Мы перед лицом более глубинного культурного кризиса, как немцы после Второй мировой. Тогда ведь тоже все можно было списать на Гитлера, однако не списывалось. И несколько поколений немцев кропотливо занимались критической переработкой всей немецкой культуры за два века. Я думаю, и мы находимся перед лицом капитуляции русской культуры. Либо мы плохие наследники — что весьма вероятно, — либо русская культура не обеспечивает российскую политику достаточным потенциалом для государственного выживания в XXI веке. Это серьезная проблема, она не будет решена сегодня-завтра, но начинать надо сейчас. Когда спадет истерия, людям все равно придется возвращаться к несделанному домашнему заданию — к проработке опыта русской культуры последних 100—150 лет.

[...]

Даже у неглупых и неподлых людей сегодня ощутима тяга к военной катастрофе. Но ведь и сто лет тому назад было то же. 1914 год — это зенит прогресса, научный и технический пир Европы, торжество искусств: как они могли сделать такую явную глупость? Созвездие великих творцов и умов. Но почему-то даже аполитичный Томас Манн, вовсе не будучи патриотом, вдруг тоже оказался ярым сторонником войны. Они все думали, что «кровь освежит атмосферу».
У этого есть культурно-политические причины. Тяга к взлому повседневной жизни появляется, когда у людей нарастает удушье. Чувство, что жизнь в тупике, что из общественной сферы исчезло общее будущее. В России это усиливается утратой такой естественной массовой драматургии, как реальные выборы. Выборы — это ведь театр времени. На них человек получает символическую возможность наказать элиты, «верха», и сам втягивается в разговор о своем и национальном будущем. Но мы отключили возможность говорить о будущем — какое будущее после Путина, о чем вы?! — и людям стало хотеться какой-то дикой встряски. Из этой ситуации есть, увы, только патологические выходы. Для Сталина эрзацем войны стал террор. Правда, получив террор, страна и от войны все равно не ушла.